Крошка-месть (сборник) - Страница 41

Ключ от прохоровской квартиры я выкрал у матери. Дождался, когда никого не будет дома. Вошел. Я ждал долго. Он вернулся откуда-то, был навеселе. Грубый и бесконечно… уродливый. Я включил «Призрак оперы». Звуки музыки заставили его вздрогнуть. «Кто здесь?» — спросил он. Я выстрелил. Мне не было плохо. Знаете, Саша, мне было только жаль, что я не могу продлить его страданий!

Он умер именно в тот момент, когда потеряла сознание девочка. Маленькая девочка. А он все еще кричал: «Снимай же! Снимай! Знаешь, сколько это стоит?»

Я смотрел на него, и мои губы сами зашевелились, произнося то, что так хотелось мне сказать им всем. «Профанум вульгус». Невежественная, грубая, похотливая чернь.

Так я стал убийцей. Остальных убивать было еще легче. Я не хотел убивать мою мать, но… Она все поняла. Кажется, ей было страшно жить со мной. Но тем не менее именно она сказала мне, что была инициатором всего этого. Что это по ее воле снимались фильмы. Добила она меня одной фразой: «Какая разница, что приходится делать, если деньги важнее всего в этом мире? Наши фильмы покупают. Киностудия названа твоим именем. В твою честь, мой красавчик! Этот мир стоит денег. Я хочу принадлежать к элите, я хочу, чтобы и ты к ней принадлежал». К тому же — я сын убийцы, а яблоко от яблони, как известно… Ведь, по ее признанию, она ради той же элиты когда-то предпочла избавиться и от отца — для «изначального капитала», как она мне объяснила, глядя мне в глаза с легкой снисходительностью.

Для изначального капитала…

Этой фразой она довела меня до исступления. Я сам не помню, как нажал на курок.

Это все. Не ищите меня, Саша! Я сам свершу суд. Помните это. Дайте мне возможность умереть самому — так, как я этого хочу. Вы же знаете, что ждет меня в тюрьме? Прощайте. Помните маленького уродца, который был частью и жертвой «профанум вульгус».

Я сложила письмо и спрятала в карман.

Где его искать? Надо ли его искать?

Каждый имеет право на свою смерть.

Я посмотрела в небо. Черные тучи начали понемногу уходить на запад, открывая светлое, серо-жемчужное небо.

— Сашка, ты…

Я обернулась к Лизе.

Она отступила, испугавшись выражения моих глаз.

— Что случилось? — спросила она обеспокоенно.

Я протянула ей письмо.

— Там все написано, — сказала я. — Все, над чем мы так долго ломали голову…

Она взяла у меня письмо, и, словно освободившись от этого груза, я облегченно вздохнула.

— Где он может быть? — спросила она, когда дочитала.

— Наверное, в своей киностудии, — ответила я. — Скорее всего уже поздно. Мы не застанем его живым. Да так, наверное, и лучше…

— Наверное, — согласилась со мной она.

— Каждый имеет право на собственную смерть, — повторила я едва слышно.

Пока они доедут до твоей дачи, Алекс, тебя уже здесь не будет. И я не знаю, хорошо это или плохо.

Все в руке божией. Ты, Алекс, тоже в его руке. Пусть будет по его воле.

* * *

Когда Ванцов приехал туда со своими операми, Алекс был уже мертв.

Мир мечтаний

Глава 1

Весеннее солнце ласкало кончики Таниных ресниц. Она сладко зажмурилась, пытаясь задержаться подольше на этом стыке миров — когда реальный еще не вторгся в ее сознание, грубо разрушив приятные ощущения (так она именовала полусонные образы, которые сама же и создавала для себя — иначе как прожить?), и Таня могла немного помечтать. Утренние мечтания Тани были непременным атрибутом каждого дня, и с их помощью, как Тане казалось, она легче переносила тяготы жизни. Она любила их, и расставаться с ними ей было тяжело.

Обычно Танины мечты носили сказочный характер. В них за Таней, как за Золушкой, охотились принцы, правда, нередко у них имелся сотовый, который не вязался с их общим видом, но это не важно. Таня была вполне современной двадцатилетней Золушкой, одетой в джинсы, кожаную куртку, использующей тушь фирмы «Мейбелин», а остальная косметика может быть и подешевле, и работающей чем-то вроде няньки. Хотя на самом-то деле в Танечкином дипломе значилось гордое: «гувернантка со знанием французского», но маленькой первокласснице с тоже сказочным именем Алиса гувернантка со знанием французского была совершенно не нужна, и Тане приходилось довольствоваться ролью нянечки, а скорее старшей сестры.

Нынешний день был выходным, вот Таня и валялась в кровати, блаженно щурясь под лучами солнца и слушая разглагольствования маленького волнистого попугая о смысле жизни. Взгляды у них были разные — попугай не собирался обременять свой мозг мыслями о насущном, поскольку для этого в его жизни была Таня, обязанная позаботиться о насущном «Трилле». Мечтать же он не желал, считая это делом пустопорожним. А Таня мечтала…

И вот что интересно — с некоторых пор Танины мечты отчасти носили характер реальности. Отчасти потому, что герой сладких снов был реален. А остальное, увы, нет — те сцены, где Таня в подвенечном платье от Пьера Кардена торжественно шествовала к эклектичному алтарю, странно совмещающему черты католичества и православия, с неизвестно откуда взявшимися гаитянскими веночками, и были там маленькие кучерявые ангелочки, чудом явившиеся спустя несколько минут в антураже великолепного особняка в Майами-Бич.

Пока, по крайней мере, этого не предвиделось. Но об этом думать не хотелось. К тому же до недавнего времени Таня не была уверена и в том, что ко-гда-нибудь на ее пороге появится Принц. Те недоделанные «принцы», которых судьба угодливо подсовывала ей на каждом шагу, совершенно этому образу не соответствовали, представляя собой в основном самые жалкие образцы человеческой породы, а Таня не была согласна со своими подругами, утверждающими, что «мужчина должен быть лишь чуть-чуть красивее обезьяны». Все ее подруги скоропалительно выскакивали за этих «обезьян» замуж. Поэтому для них Таня уже была обречена на звание старой девы. Разница между ними была теперь разительна. Она заключалась в том, что подруги уже разочаровались в жизни, а Таня еще нет. Таня ждала чуда и пока не успела от этого устать. И вот недавно выяснилось, что ожидания не были напрасными.